![[personal profile]](https://www.dreamwidth.org/img/silk/identity/user.png){kind=small}
holydiver_777Оригинал взят у ![[livejournal.com profile]](https://www.dreamwidth.org/img/external/lj-userinfo.gif)
vaga_land в Шпицберген 1935 года (из дневника Лазаря Бронтмана)
vaga_land в Шпицберген 1935 года (из дневника Лазаря Бронтмана)Корреспондент газеты «Правда» Лазарь Бронтман (1905-1953) находился на пароходе «Садко» во время арктической экспедиции летом 1935 года. Отрывки из дневника Бронтмана и фотография «Садко» напечатаны в журнале «Поморская столица (№3-4, 2012 г.). Остальные фотографии сделаны моряками "Литке".
«Садко» на Северной Двине 6 июля 1935 года
6 июля 1935 года.
Сегодня в четыре часа дня после митинга на переполненной народом пристани у «Холодильника» мы покинули Архангельск. Народ прощался с нами очень тепло. Накануне в «Ударнике» прошло торжественное заседание, посвященное нашему походу.
Все суда, стоявшие на рейде, салютовали нам гудками. «Садко» ответил им троекратным хриплым басом. Долго по акватории порта за нами тянулись катера и шлюпки с физкультурниками. Они, бедняги, замерзли от ветра, дождя и длительного ожидания нашего отплытия. Расставаясь с нами, гребцы подняли весла вверх. Эффектно и очень трогательно!
На палубах кораблей военной флотилии, приветствуя нас, выстроились команды. Вдоль речного берега стояли лодки, и люди в них прощально махали нам. У лесозаводов рабочие вышли на берег с оркестрами. Встречные катера и буксиры гудели. Хорошо!
Баренцбург, 1934 год
21-22 июля.
Завтра - Баренцбург. По обеим сторонам - чудесные берега фиорда. Высокие, гористые, с глетчерами в седловинах. Вдали на отвесе горы — поселок, кажущийся игрушечным. Издали виден громадный кран.
Вскоре подвалил катер. К нам поднялся начальник рудника, председатель треста «Арктикуголь» и советский консул в одном лице - Михаил Эммануилович Плисецкий.
Подошли к пристани. На ней - битком: собралось, наверное, все население Баренцбурга. Пришли с детьми. В руках лозунги. Состоялся митинг. После него мы пошли осматривать город. Заметил: на клумбах - надписи «Садко» из битого стекла. Показали нам все - от пожарной части до бани.
Баренцбург, 1934 год
23 июля.
Обедали у консула. Вечером осматривали шахты. Николаев ходил в крахмальном воротничке. Замечательный воздух, обилие механизмов. На всю шахту - одна лошадь.
Плисецкий рассказал нам историю покупки этого рудника у голландского акционерного общества, возглавляемого неким Дрессель Хюисом. Рудники были законсервированы в 1926 году. Голландцы вложили в них десять миллионов золотых рублей. При продаже просили семь. Американцы давали им пять, но хозяева даже не стали с ними говорить.
Когда конъюнктура ухудшилась, согласились и на пять, но американцы предложили только половину. Через пару лет отдавали за 2,5 млн., но ни одна страна и разговаривать на эту тему не хотела. В 1932 году мы решили купить рудники. Пригласили Хюиса в Москву. Предложили сначала полмиллиона. Обиделись смертно. Заявили об отъезде, попросили билеты на самолет. Купили. А вечером пошли (Плисецкий, Лоренс и еще один) вместе с голландцами и женами в «Метрополь», чтобы расстаться друзьями. Истратили 250 рублей. Выяснили, что общий язык найдется.
Переговоры тянулись двадцать дней. Договорились на 1,25 млн. в рассрочку на десять лет. Когда уехали, телеграфно поладили на одном миллионе рублей! Год назад Плисецкий был у Дресселя. Тот заявил: «Очень хотел бы приехать и поглядеть, что стало, но как вспомню продажу - не могу»...
Понемногу раскрываются и двери домов советского Шпицбергена. Здесь двести пятьдесят женщин и полторы тысячи мужчин. Ничьих женщин нет. За ними идет настоящая охота. Большинство - замужние. Остальные - в жутком положении. Достаточно сказать, что за эту зиму было 34 рождения внебрачных детей и 194 аборта.
Ничьей быть нельзя.
У нашего добрейшего Сергея Арефьевича здесь знакомая, которую он когда-то воспитывал, Лёля-комсомолка. Она приехала девушкой. Ее изнасиловали трое. Тогда она «прикрепилась» к одному парню. Весной он уехал, прислал письмо, что любит ее, но у него жена, ребенок, лучше им не встречаться. Она сделала аборт. Опять одна. Все мужики смотрели на нее голодными глазами. Она снова «прикрепилась». Он - мастер. Ревнует ее страшно. Знает, что у той десятки писем с объяснениями в любви, прямыми предложениями сожительствовать... Вообще, это здесь трагедия. За зиму было двенадцать изнасилований, несколько самоубийств... Между прочим, Лелю, комсомолку, вышедшую за беспартийного мастера, комсомольская организация исключила из рядов ВЛКСМ. Так-то вот!
Баренцбург, 1935 год. Члены экспедиции с парохода «Садко».
Фотография сделана кем-то из экипажа «Литке».
Похоже, Бронтмана здесь нет.
25 июля.
Под вечер пришел громадный «пассажир» — французское судно «La foyett». Плисецкий пригласил меня и Виленского съездить и посмотреть. Поехали инкогнито, свитой консула. Пятиэтажная махина. Все в смокингах. Роскошные катера. Бесконечные коридоры, пол покрыт резиной. Лифты. Вестибюли. Огромные салоны с мягкой мебелью. Почтовая комната. Дансинг. Читальня. Каюта первого класса - две широкие кровати, душ, умывальник, телефон, письменный стол, мягкая мебель, регуляторы отопления теплым воздухом. Все и абсолютно повсюду отделано под красное дерево. Широкие веранды. Площадка для бокса. Шезлонги. Настольный теннис.
В фиорде много норвежских траулеров. На море шторм, и они отстаиваются. Рыбаки на них живут впроголодь, толпами ходят по Баренцбургу, украдкой обедают, охотно и незаметно доедая объедки. Ночью они подошли к «Садко» и предложили нам рыбу в обмен на продукты и рубли. Наши не взяли, но бросили им три банки «тушенки». С какой жадностью они их взяли и как горячо благодарили!
Шпицберген, 1935 год
28 июля.
Сегодня днем пришел пароход «Ставаор-фиорд». Огромный пятипалубный «трансатлантик» водоизмещением в 19000 тонн и крейсерской скоростью 19 узлов. Баренцбург украсился приветственными флагами, приготовили оркестр (за полчаса до прихода капельмейстер взволнованно звонил Плисецкому: «Нет кларнета!» - «Что ж, я его рожу? Играйте на полтона ниже или выше»). Суета сует! С пароходом кроме 750 туристов прибыл почти весь кабинет министров Норвегии во главе с премьером Ньюгорцволом, а также дипломатами и членами парламента страны.
Пошли осматривать поселок. Гостей особенно поразили ясли и баня. Очень понравились клумбы, их фотографировали без конца. Истинная причина приезда, видимо, порождена разглагольствованиями фашистской печати о том, что СССР хочет захватить Свальбард - Шпицберген.
После осмотра состоялся завтрак у консула Плисецкого. Все зверски налегли на еду, особливо — на икру. Под конец подали два шоколадных торта. Один - в виде громадной книги, на отвороте которой выведено «За мир во всем мире», второй увенчан сладкой вазой со сладкими же белыми розами — символом мира. Один торт преподнесли премьеру, второй - его жене. Захвалили!
Затем норвежский премьер попросил к себе на корабль. Дали обед с участием всех министров. Довольно забавное меню: одна маленькая булочка на весь обед, пюре из рыбы, оленина и чудесное мороженное. Напитки - портвейн со вкусом коньяка и шампанское. Потом повели в дансинг, где предложили кофе с ликером и сигареты. Отличный джаз. Танцы. Виленский заметил директору Адвент-Бея Свердрупу, что здесь хорошо танцуют. «Да, - ответил он, — в их ноги вложено больше, чем в головы».
Беседа Виленского с премьером Норвегии была довольно занятной. Премьер заявил, что собирается приехать в СССР и повидаться со Сталиным. В заключение он посетовал на то, что «бедные» норвежские рыбаки, искони ловившие рыбу у Земли Франца-Иосифа, теперь не имеют такой возможности. Мол, после того, как СССР аннексировал ЗФИ, он запретил им это. «Я думаю, что вам надо пойти им навстречу, так как и Норвегия много сделала для СССР. Я ставлю этот вопрос не политически, а общечеловечески».
Простились они очень тепло. Долго трясли друг другу руки, премьер проводил Плисецкого до трапа. «Дорогим гостям» салютовали ракетами.
Премьер-министр Норвегии - член рабочей партии. Эта партия победила на выборах под лозунгом: «Снизить на тридцать тысяч крон жалование королю и отдать эти деньги безработным!» Король получает в месяц в семь раз больше. Кстати, Плисецкий рассказывал, что свои верительные грамоты он вручал королю на его даче и отметил: у нас на такой живет руководитель какого-нибудь главка, но не более высокая персона.
Баренцбург. Угольные шахты, 1936 год.
29 июля.
Сегодня вечером вышли из Баренцбурга. Легли курсом на стык 79 параллели и нулевого меридиана. Дойдем до кромки льдов, а там повернем на север.
Баренцбург простился с нами очень сердечно. Провожать нас вышли все свободные от работы. В нашу честь снова салютовали и подарили нам огромный торт, на котором изображен «Садко», стоящий на рейде Айсфиорда, обрамленном горами. В час ночи мы этот торт дружно доели.
Баренцбург. Шахты, причал, поселок.
4 августа.
Сажусь читать Флобера. Писатель вредный в наших условиях. Между прочим, тема женщин в плавании весьма своеобразна. Сельвинский как-то писал, что в Арктике мужчины становятся нежными и сентиментальными. Когда Виленский спросил Ушакова, чего ему хочется из того, что он больше всего любит, тот ответил: «Этого на корабле, увы, нет». У нас нет ни одной женщины. Большинство очень нежно вспоминают о своих женах, выражая гордость ими, или сообщают всем о том, что получили (или не получили) радиограмму из дома.
Между прочим, и женщины по-иному переносят Север, нежели обычные широты. Зимовщики Баренцбурга рассказывали, что незамужние женщины начинают держаться там куда более свободно. Это заметно и на женах: они становятся гораздо требовательнее. Если даже дюжие парни говорили об этом с полупотушенным вздохом, то можно представить себе размеры этой требовательности. Холостой моторист катера «Амундсен» в Баренцбурге выражался еще более определенно: «Вот погоди, «полярка» придет - будет тебе сколько хочешь. Одного мужа ей нипочем не хватает. Многие запирают своих жен. Да темно ведь, разве уследишь!» Очень любопытная проблема...
«Садко» на Северной Двине 6 июля 1935 года
6 июля 1935 года.
Сегодня в четыре часа дня после митинга на переполненной народом пристани у «Холодильника» мы покинули Архангельск. Народ прощался с нами очень тепло. Накануне в «Ударнике» прошло торжественное заседание, посвященное нашему походу.
Все суда, стоявшие на рейде, салютовали нам гудками. «Садко» ответил им троекратным хриплым басом. Долго по акватории порта за нами тянулись катера и шлюпки с физкультурниками. Они, бедняги, замерзли от ветра, дождя и длительного ожидания нашего отплытия. Расставаясь с нами, гребцы подняли весла вверх. Эффектно и очень трогательно!
На палубах кораблей военной флотилии, приветствуя нас, выстроились команды. Вдоль речного берега стояли лодки, и люди в них прощально махали нам. У лесозаводов рабочие вышли на берег с оркестрами. Встречные катера и буксиры гудели. Хорошо!
Баренцбург, 1934 год
21-22 июля.
Завтра - Баренцбург. По обеим сторонам - чудесные берега фиорда. Высокие, гористые, с глетчерами в седловинах. Вдали на отвесе горы — поселок, кажущийся игрушечным. Издали виден громадный кран.
Вскоре подвалил катер. К нам поднялся начальник рудника, председатель треста «Арктикуголь» и советский консул в одном лице - Михаил Эммануилович Плисецкий.
Подошли к пристани. На ней - битком: собралось, наверное, все население Баренцбурга. Пришли с детьми. В руках лозунги. Состоялся митинг. После него мы пошли осматривать город. Заметил: на клумбах - надписи «Садко» из битого стекла. Показали нам все - от пожарной части до бани.
Баренцбург, 1934 год
23 июля.
Обедали у консула. Вечером осматривали шахты. Николаев ходил в крахмальном воротничке. Замечательный воздух, обилие механизмов. На всю шахту - одна лошадь.
Плисецкий рассказал нам историю покупки этого рудника у голландского акционерного общества, возглавляемого неким Дрессель Хюисом. Рудники были законсервированы в 1926 году. Голландцы вложили в них десять миллионов золотых рублей. При продаже просили семь. Американцы давали им пять, но хозяева даже не стали с ними говорить.
Когда конъюнктура ухудшилась, согласились и на пять, но американцы предложили только половину. Через пару лет отдавали за 2,5 млн., но ни одна страна и разговаривать на эту тему не хотела. В 1932 году мы решили купить рудники. Пригласили Хюиса в Москву. Предложили сначала полмиллиона. Обиделись смертно. Заявили об отъезде, попросили билеты на самолет. Купили. А вечером пошли (Плисецкий, Лоренс и еще один) вместе с голландцами и женами в «Метрополь», чтобы расстаться друзьями. Истратили 250 рублей. Выяснили, что общий язык найдется.
Переговоры тянулись двадцать дней. Договорились на 1,25 млн. в рассрочку на десять лет. Когда уехали, телеграфно поладили на одном миллионе рублей! Год назад Плисецкий был у Дресселя. Тот заявил: «Очень хотел бы приехать и поглядеть, что стало, но как вспомню продажу - не могу»...
Понемногу раскрываются и двери домов советского Шпицбергена. Здесь двести пятьдесят женщин и полторы тысячи мужчин. Ничьих женщин нет. За ними идет настоящая охота. Большинство - замужние. Остальные - в жутком положении. Достаточно сказать, что за эту зиму было 34 рождения внебрачных детей и 194 аборта.
Ничьей быть нельзя.
У нашего добрейшего Сергея Арефьевича здесь знакомая, которую он когда-то воспитывал, Лёля-комсомолка. Она приехала девушкой. Ее изнасиловали трое. Тогда она «прикрепилась» к одному парню. Весной он уехал, прислал письмо, что любит ее, но у него жена, ребенок, лучше им не встречаться. Она сделала аборт. Опять одна. Все мужики смотрели на нее голодными глазами. Она снова «прикрепилась». Он - мастер. Ревнует ее страшно. Знает, что у той десятки писем с объяснениями в любви, прямыми предложениями сожительствовать... Вообще, это здесь трагедия. За зиму было двенадцать изнасилований, несколько самоубийств... Между прочим, Лелю, комсомолку, вышедшую за беспартийного мастера, комсомольская организация исключила из рядов ВЛКСМ. Так-то вот!
Баренцбург, 1935 год. Члены экспедиции с парохода «Садко».
Фотография сделана кем-то из экипажа «Литке».
Похоже, Бронтмана здесь нет.
25 июля.
Под вечер пришел громадный «пассажир» — французское судно «La foyett». Плисецкий пригласил меня и Виленского съездить и посмотреть. Поехали инкогнито, свитой консула. Пятиэтажная махина. Все в смокингах. Роскошные катера. Бесконечные коридоры, пол покрыт резиной. Лифты. Вестибюли. Огромные салоны с мягкой мебелью. Почтовая комната. Дансинг. Читальня. Каюта первого класса - две широкие кровати, душ, умывальник, телефон, письменный стол, мягкая мебель, регуляторы отопления теплым воздухом. Все и абсолютно повсюду отделано под красное дерево. Широкие веранды. Площадка для бокса. Шезлонги. Настольный теннис.
В фиорде много норвежских траулеров. На море шторм, и они отстаиваются. Рыбаки на них живут впроголодь, толпами ходят по Баренцбургу, украдкой обедают, охотно и незаметно доедая объедки. Ночью они подошли к «Садко» и предложили нам рыбу в обмен на продукты и рубли. Наши не взяли, но бросили им три банки «тушенки». С какой жадностью они их взяли и как горячо благодарили!
Шпицберген, 1935 год
28 июля.
Сегодня днем пришел пароход «Ставаор-фиорд». Огромный пятипалубный «трансатлантик» водоизмещением в 19000 тонн и крейсерской скоростью 19 узлов. Баренцбург украсился приветственными флагами, приготовили оркестр (за полчаса до прихода капельмейстер взволнованно звонил Плисецкому: «Нет кларнета!» - «Что ж, я его рожу? Играйте на полтона ниже или выше»). Суета сует! С пароходом кроме 750 туристов прибыл почти весь кабинет министров Норвегии во главе с премьером Ньюгорцволом, а также дипломатами и членами парламента страны.
Пошли осматривать поселок. Гостей особенно поразили ясли и баня. Очень понравились клумбы, их фотографировали без конца. Истинная причина приезда, видимо, порождена разглагольствованиями фашистской печати о том, что СССР хочет захватить Свальбард - Шпицберген.
После осмотра состоялся завтрак у консула Плисецкого. Все зверски налегли на еду, особливо — на икру. Под конец подали два шоколадных торта. Один - в виде громадной книги, на отвороте которой выведено «За мир во всем мире», второй увенчан сладкой вазой со сладкими же белыми розами — символом мира. Один торт преподнесли премьеру, второй - его жене. Захвалили!
Затем норвежский премьер попросил к себе на корабль. Дали обед с участием всех министров. Довольно забавное меню: одна маленькая булочка на весь обед, пюре из рыбы, оленина и чудесное мороженное. Напитки - портвейн со вкусом коньяка и шампанское. Потом повели в дансинг, где предложили кофе с ликером и сигареты. Отличный джаз. Танцы. Виленский заметил директору Адвент-Бея Свердрупу, что здесь хорошо танцуют. «Да, - ответил он, — в их ноги вложено больше, чем в головы».
Беседа Виленского с премьером Норвегии была довольно занятной. Премьер заявил, что собирается приехать в СССР и повидаться со Сталиным. В заключение он посетовал на то, что «бедные» норвежские рыбаки, искони ловившие рыбу у Земли Франца-Иосифа, теперь не имеют такой возможности. Мол, после того, как СССР аннексировал ЗФИ, он запретил им это. «Я думаю, что вам надо пойти им навстречу, так как и Норвегия много сделала для СССР. Я ставлю этот вопрос не политически, а общечеловечески».
Простились они очень тепло. Долго трясли друг другу руки, премьер проводил Плисецкого до трапа. «Дорогим гостям» салютовали ракетами.
Премьер-министр Норвегии - член рабочей партии. Эта партия победила на выборах под лозунгом: «Снизить на тридцать тысяч крон жалование королю и отдать эти деньги безработным!» Король получает в месяц в семь раз больше. Кстати, Плисецкий рассказывал, что свои верительные грамоты он вручал королю на его даче и отметил: у нас на такой живет руководитель какого-нибудь главка, но не более высокая персона.
Баренцбург. Угольные шахты, 1936 год.
29 июля.
Сегодня вечером вышли из Баренцбурга. Легли курсом на стык 79 параллели и нулевого меридиана. Дойдем до кромки льдов, а там повернем на север.
Баренцбург простился с нами очень сердечно. Провожать нас вышли все свободные от работы. В нашу честь снова салютовали и подарили нам огромный торт, на котором изображен «Садко», стоящий на рейде Айсфиорда, обрамленном горами. В час ночи мы этот торт дружно доели.
Баренцбург. Шахты, причал, поселок.
4 августа.
Сажусь читать Флобера. Писатель вредный в наших условиях. Между прочим, тема женщин в плавании весьма своеобразна. Сельвинский как-то писал, что в Арктике мужчины становятся нежными и сентиментальными. Когда Виленский спросил Ушакова, чего ему хочется из того, что он больше всего любит, тот ответил: «Этого на корабле, увы, нет». У нас нет ни одной женщины. Большинство очень нежно вспоминают о своих женах, выражая гордость ими, или сообщают всем о том, что получили (или не получили) радиограмму из дома.
Между прочим, и женщины по-иному переносят Север, нежели обычные широты. Зимовщики Баренцбурга рассказывали, что незамужние женщины начинают держаться там куда более свободно. Это заметно и на женах: они становятся гораздо требовательнее. Если даже дюжие парни говорили об этом с полупотушенным вздохом, то можно представить себе размеры этой требовательности. Холостой моторист катера «Амундсен» в Баренцбурге выражался еще более определенно: «Вот погоди, «полярка» придет - будет тебе сколько хочешь. Одного мужа ей нипочем не хватает. Многие запирают своих жен. Да темно ведь, разве уследишь!» Очень любопытная проблема...
